Ten years after the death of Carlo Giuliani

Прошло уже 10 лет с момента трагедии и гибели политического левого активиста и антиглобалистского движения Карло Джулиани.

Карло Джулиани (итал. Carlo Giuliani; 14 марта 1978 — 20 июля 2001) — итальянский политический активист и один из символов антиглобалистского движения. Застрелен полицейскими во время демонстрациями против большой восьмёрки.

Сын председателя отделения профсоюза CGIL и тиффози футбольного клуба «Рома», Карло Джулиани принял участие в антиглобалистской демонстрации протеста против саммита «Большой Восьмёрки» в Генуе 20 июля 2001 года.

Подняв огнетушитель, чтобы разбить им заднее стекло полицейского внедорожника, преградившего дорогу демонстрантам, Джулиани (на нём была тёмная маска) был убит карабинером Марио Плацаника, дважды выстрелившим из табельного оружия в упор. После этого внедорожник дважды проехался по телу манифестанта.

Обвинения против убийцы Джулиани, утверждавшего, что он не целился в свою жертву, были сняты, а смерть его жертвы была признана несчастным случаем.

В конце 2003 Плацаника признался в интервью выходящей в Болонье газете «Il Resto Del Carlino», что его использовали, чтобы отвести подозрение от настоящих виновных (калибр пуль, которые попали в Джулиани, по свидетельству Плацаника, не совпадает с калибром оружия, используемого карабинерами).

В 2006 мать Джулиани Хайди была избрана в итальянский Сенат от Партии коммунистического возрождения, ставя своей целью довести до конца расследование гибели её сына и других подобных инцидентов, имевших место во время саммитов G8.

Именем 23-летнего генуэзца Карло Джулиани, первого участника протестов, погибшего от рук «жандармов», назвала себя группа греческих экстремистов-леваков. А их единомышленники из Великобритании и Швеции под лозунгами мести за невинно убиенного товарища уже пытались штурмовать дипучреждения стран «восьмерки».

Итальянские власти обещают тщательно разобраться с обстоятельствами смерти Джулиани. По рассказам очевидцев и видео-свидетельствам, события, приведшие к трагедии, развивались так. «Лендровер», в котором ехали карабинеры-резервисты из Тосканы (совершенно не знавшие Генуи), заблудился в старой части города и был окружен толпой воинственно настроенных антиглобалистов. Те стальной трубой сшибли с джипа защитную решетку. Фотокамера зафиксировала Джулиани с металлическим огнетушителем, который он готовился метнуть внутрь машины, белые от ужаса лица тосканцев и пистолет, направленный одним из них в лицо нападавшему. После мгновенной смерти Джулиани от выстрела в голову «Лендровер» развернулся на его трупе и стремительно уехал прочь. Следствие обнаружило две стрелянных гильзы: одну в джипе, а вторую -- в нескольких метрах от трупа, но с другой стороны. Свидетели утверждают, что там стоял полицейский, который выстрелил одновременно с карабинером-тосканцем, а затем неопознанным ушел с места происшествия.

Джулиани-старший, отец погибшего, прокомментировал тактику полицейских властей следующим образом: «Карабинер, застреливший моего сына, вызывает во мне огромную жалость. Я надеюсь, он понимает, что был не прав. Но на самом деле виновны те, кто поставил его в безвыходное положение».

Заведено уголовное дело, в рамках которого 20-летнему карабинеру-тосканцу (имя его тщательно скрывается) предъявлены обвинения сначала в предумышленном, а потом -- в непредумышленном убийстве. Сам он уже на первом допросе заявил, что не помнит, что творил, поскольку находился в состоянии аффекта. Министр внутренних дел Клаудио Скайола немедленно взял карабинеров под защиту, сказав, что они действовали в рамках необходимой самообороны. К тому же полиция утверждает, что Карло Джулиани находился на учете «в органах» по поводу незаконного владения оружием и хранения наркотиков. Он также являлся завсегдатаем городского Социального центра имени Сапаты (одного из вождей мексиканской революции начала ХХ века).

Джулиани -- не единственная жертва волнений. В субботу в больнице умерла 42-летняя француженка Сюзан Бендотти, случайно задавленная автомашиной, за рулем которой находился ее соратник -- антиглобалист из Испании.

Саммиты "большой восьмерки" всегда собирали антиглобалистов всего мира на демонстрации, самые разные, часто с обоих сторон применялось насилие, но если раньше оно не было таким тотальным, то после Генуи, оно стало таковым. В 2003 году в Гетеборге полиция открыла огонь боевыми патронами по мирной толпе, было несколько тяжелых ранений, чудом удалось избежать очередной жертвы. Полиция совершает рейды в места ночевки демонстрантов, избивая и калеча, полусонных людей. Власти стремятся оградить от "беспорядков" только "красную зону", а остальной город, превращается в поле боя. Такого неравного зачастую.

Карло-молодой итальянец, сын председателя профсоюза, хотя дома он не жил, предпочитая улицу. был тиффози футбольног клуба "Рома". Карло участвовал в антиглобалистских демонстрациях 20 июля 2001 года в Генуе. Во время всего саммита "большой Восьмерки" на улицах не прекращались уличные бои между демонстрантами, среди которых были, как радикалы,типа "Черного Блока" так и мирные с полицией. На стороне полиции, естественно был огромный перевес в силе. И вот полицейский внедорожник оказался в толпе демонстрантов, Карло попытался огнетушителем выбить заднее стекло джипа, карабинер Марио Плацанике (полицейский типа ОМОНа) выхватил табельное оружие и выстрелил 2 раза в упор.....

Карло упал. Асфальт начал заливаться его, горячей еще кровью, пачкая белую майку, просачиваясь через маску. Полицейским видимо этого показалось мало и они несколько раз переехали тело Карло внедорожником. Развернулись и уехали прочь.

Демонстранты, наблюдавшие эту картину бросились оказать Карло какую-то помощь, но было уже поздно. Они сняли с него маску, майку, попытались вытереть кровь, которой было залито его лицо. Накрыли его чьим-то свитером. Полицейские, которых тут же собралось немерянное количество стояли с оружием, щитами, в бронежилетах и шлемах. Принесли белую простынь, а полиция все стояла плотным кордоном. Один из них попытался пнуть тело Карло, лежащего в луже собственной крови...

Он был один, 23-летний парень, он был безоружен, у него не было не шлема, ни бронежилета, ни пистолета.

Политики продолжали свою встречу. Им не было дела до этого. До смерти одного человека, ведь они убивают людей сотнями тысяч, миллионами. Карло был против них, он отдал жизнь за свое "НЕТ"

Позже на суде адвокаты доказали невиновность полицейских судья заключила, что полицейский Марио Плацанике не целился в Карло, а стрелял в воздух, при этом попав в голову, а пули отрекошетили от куска бетона, который кинул один из демонстрантов. Странно, выходит он кидал его в Карло....однако на фотографии отлично видно, что он стреляет, практически в упор.

Второй карабинер, переехавший тело так же был оправдан.К тому же полиция утверждает, что Карло Джулиани находился на учете «в органах» по поводу незаконного владения оружием и хранения наркотиков.(возникает вопрос если у Карло было оружие почему он его не взял, тем более известно, что дома Карло не жил) Он также являлся завсегдатаем городского Социального центра имени Сапаты (одного из вождей мексиканской революции начала ХХ века).

На похороны Карло пришли тысячи людей, не все они знали Карло, не все они разделяли его взгляды. Гроб был накрыт флагом футбольного клуба "Рома", Карло был тиффози "Ромы".

Отец Карло на похоронах сказал, что " мне очень жаль того, кто застрелил моего сына, надеюсь, он раскаивается, но наказание должны понести и те, кто поставил этого человека в такое безвыходное положение...Мой сын научил меня очень многому, несмотря на свою короткую жизнь, он научил меня не оценивать молодежь по рваной одежде и пирсингу, ведь за всем этим может скрываться чистое сердце..." 9 декабря в Генуе у здания полицейского управления были взорваны две бомбы. Выбиты стекла во многих кабинетах управления. Ответственность за акцию взяла на себя неизвестная группа “20 июля”, направившая в полицию и газеты несколько писем с детальным описанием компонентов использованной взрывчатки. В прилагавшемся заявлении указывается, что взрыв стал реакцией на убийство полицейскими Карло Джулиани во время саммита G-8. Участники группы предложили также застрелившему Джулиани полицейскому, Марио Плацанике, покинуть Италию, чтобы родственникам не пришлось опознавать его останки в морге. Через несколько дней в Генуе, и не только, состоялись митинги, посвященные памяти погибшего антиглобалиста. Десятки тысяч людей, прежде аполитичных, вышли на улицы, чтобы высказать свое мнение, показать, что они на стороне Карло.

На площади, где был убит Карло Джулиани начиная со следующего дня после его гибели эти люди стали приносить свечи, фотографии, сувениры, цветы. Власти Генуи приказали все сжечь, но этим поступком они не уничтожили память о нём в сердцах людей, а, наоборот, показали свое "истинное лицо". Во время саммита они заявили о том, что эта смерть потрясла и их. Ложь.

Имя Карло Джулиани будет всегда. Его не забыли, его помнят. Помнят его поступок, его смерть...

Они убили его, и не только его, каждый, кто говорит: "нет", кто не желает мириться с несправедливостью и ложью, каждый, кто готов до последней минуты сражаться за свободу, был убит тогда вместе с Карло. Или, по крайней мере, часть этого человека. ...

Теперь Карло Джулиани, его поступок живет в сердцах и умах этих людей, говорит им, что нельзя сдаваться, нужно победить. Он победил. Пусть их больше, пусть у них оружие и деньги, но нельзя позволить себе встать перед ними на колени, потому что если мы это сделаем, тогда Карло умер не за что. Этого нельзя допустить. Мы не допустим. Никогда...

Вечная память Карлу Джулиани!

In English:

Ten years elapsed since the tragedy and destruction left political activist and anti-globalization movement Carlo Giuliani.

Carlo Giuliani, a 23-year-old Italian activist, poet and anarchist, was killed during the demonstrations against the Group of Eight summit that was held in Genoa from July 19 to July 21, 2001.

He was killed on July 20, during a clash between demonstrators and Italian Carabinieri (military police). The police were in a jeep and were engaged in a conflict with protesters; police were lobbing tear gas while demonstrators were throwing stones. Carlo Giuliani was holding a fire extinguisher and some photos suggest that he intended to throw it at the police jeep. Carlo was told(at gunpoint) to put the extinguisher down, which he began to do and was shot in the face, and the rear wheel of the police jeep then ran over his body twice.

All charges against the police officer who allegedly shot him (Mario Placanica) have been dropped, the commission of inquiry concluding that the fatal bullet that struck Giuliani was deflected by a stone in mid-air. This conclusion was the subject of strong criticism, as was the decision not to charge the driver of the jeep on the basis that Giulani was already dead when ran over; medics tending to Giulani after he was run over testified that his heart was still beating. Had it been concluded that Placanica shot Giuliani in self-defense, a trial would have been necessary, but the conclusion that the bullet was not fired directly at Giuliani removed the need for any trial.

A number of questions about Giuliani's death remain unanswered, particularly after Placanica told the media in 2003 that "I've been used to cover up the responsibility of others." After making this statement, Placanica was involved in a "suspicious" car accident, days after allegedly observing someone tampering with his car. Placanica was also allegedly kept in seclusion following the incident, and his parents were not allowed to visit him in the hospital.

The plaza where he was shot, Piazza Alimonda, was unofficially renamed "Piazza Carlo Giuliani" by activists, who erected a memorial there for mementos, photographs, writings and flowers. This memorial has since been burned twice by unknown vandals. Another plaza, in Bern, Switzerland, has also been named "Carlo-Giuliani Platz" in memoriam; the renaming took place during a memorial art exhibition called The Geometries of Memory.

Although countless people, demonstrators included, have been killed and continue to be killed by police around the world, Carlo Giuliani is often held up as a martyr for what is commonly called the Anti-Globalization Movement.

Memory live on forever for Carlo Giuliani!
NO PASARAN!

Video dedicated to Carlo Giuliani:

115 лет назад родился легендарный анархист - Буэнавентура Дуррути. Он стал легендой еще при жизни. Рабочий активист и героический подпольщик, заговорщик и экспроприатор, народный мститель и организатор восстаний, последовательный революционер и командир анархистского народного ополчения - все это один и тот же человек. Его 40-летней жизни хватило бы на множество «обычных» жизней и на десяток романов. Исполненный железной воли и решимости, он с юности привык жить, самоотверженно презирая смерть. Дуррути настолько свыкся с повседневными опасностями, что нередко вообще забывал об осторожности. О нем рассказывали множество самых невероятных историй. Большинство оказывались правдой.

Буэнавентура Дуррути, родившийся 14 июля 1896 г. в Леоне в большой рабочей семье, с 14 лет работал в механической мастерской, затем - на железнодорожных мастерских. Вскоре ему уже выпало проявить себя в борьбе: когда он монтировал машины на астурийских шахтах, рабочие забастовали, и он вместе с друзьями активно помогал выступлению, завоевав уважение и популярность среди трудящихся Астурии и Леона.

Всю жизнь Дуррути перевернула всеобщая забастовка 1917 года. Чтобы поддержать астурийских шахтеров, которые дольше всех продолжали борьбу, Дуррути вместе с другими молодыми леонцами совершал акты саботажа: разрушал локомотивы, железнодорожное полотно, поджигал складские помещения. Такова была обычная практика борьбы трудящихся в те героические времена, но лидеры социалистического профцентра смотрели на эти методы неодобрительно, и молодого активиста исключают из него. Он уволен с работы и включен в «черные списки».

К тому же его призывают в армию, но Дуррути не желает носить униформу: «Альфонс XIII может считать у себя одним солдатом меньше и одним революционером больше» - заявляет он. Полиция ищет его повсюду, Дуррути скрывается в подполье несколько месяцев, а затем пробирается через границу во Францию. Здесь он работает механиком на заводах и вращается в кругах испанской анархистской эмиграции. Ему приходится часто менять города и места жительства, и он выполняет роль связного между анархистскими группами Бордо и Марселя.

В начале января 1919 г. Дуррути с секретной информацией от эмигрантских групп возвращается в Испанию. Он вступает в анархо-синдикалистское рабочее объединение НКТ, работает механиком, а затем отправляется в шахтерский район, где в этот момент шла тяжелая забастовка и он снова организует успешные акции саботажа. В марте 1919 г. полиции удается схватить дезертира и отдать его под военный трибунал. Но счастье на его стороне. Ему удается изобразить перелом кости, добиться перемещения в военный госпиталь в Бургосе, а затем с помощью друзей - бежать. В течение нескольких недель он скрывается в горах, а в начале июня переходит французскую границу. Во время второй эмиграции Дуррути работал на заводе «Рено» в Париже и вел интенсивную переписку с Секретариатом анархистских групп Леона.

Весной 1920 г. Дуррути вновь возвращается в Испанию и вместе с активистами активистами из Сан-Себастьяна организует группу «Справедливые». В этот период в Барселоне шла настоящая социальная война. Предприниматели создали вооруженные банды «пистолерос», которые охотились на рабочих активистов и убивали их. Всего, по данным НКТ, за 2 года было убито более 400 анархистов и революционных синдикалистов. Работавший в подполье Национальный комитет НКТ не справлялся с ситуацией и запрашивал активистов из других регионов и городов о помощи в борьбе с буржуазным и полицейским террором. «Справедливые» откликнулись и в августе 1920 г. подготовили покушение на короля Альфонса XIII, но их план был раскрыт. Несколько активистов было задержано. Благодаря помощи железнодорожников, Дуррути и другие члены группы сумели бежать в Сарагосу. В 1921 г. по поручению местных анархистских групп он ездил по стране, уговаривая анархистов начать объединение в общестрановую федерацию.

В начале 1922 г. «Справедливые» вместе с другими анархистскими группами начали широкую кампанию забастовок и акций в поддержку заключенных анархистов в Сарагосе. В день суда тысячи рабочих вышли на улицы. Подсудимые были объявлены невиновными. По дороге в тюрьму толпа отбила их у жандармов. С этого момента Дуррути и арагонский анархист Франсиско Аскасо стали неразлучными друзьями. В апреле того же года Дуррути переехал в Барселону, где организовал группу «Плавильник». В августе ее члены установили контакты с радикальным синдикатом рабочих деревоперерабатывающей промышленности НКТ, и в октябре на ее основе была образована группа «Солидарные» (Дуррути, Ф.Аскасо, Аурелио Фернандес, Хосе Гарсиа Оливер, Рикардо Санс и др.). Группа приняла решение активизировать борьбу с «пистолерос» и работу по сплочению анархистских групп полуострова.

По их инициативе была созвана конференция анархистов Каталонии и Балеарских островов, на которой была создана Региональная анархистская комиссия по связям (членом которой стал Дуррути) и Каталонская региональная федерация анархистских групп (позднее они стала основой Федерации анархистов Иберии). Участники постановили также приступить к революционной работе в армии. 10 марта 1923 г. «пистолерос» убили генерального секретаря НКТ Сальвадора Сеги. Собрание каталонской НКТ приняло решение ответить ударами на удар и уничтожить бандитов и их руководителей. Анархистские группы совершили нападение на охотничий союз Барселоны - место сбора предпринимателей и «пистолерос».

Между анархистами и бандитами разгорелась настоящая война. Один из ее эпизодов дает прекрасное представление о личности Дуррути. Однажды вечером он с друзьями сидел в небольшом кафе, не замечая, что за ними давно следят. Неожиданно в помещение ворвались 6 вооруженных «пистолерос», главарь издевательски заявил: «Ну вот, мы их и поймали. Пусть они сначала допьют свой кофе, а то им будет хотеться пить в аду». Ладно, шепнул Дуррути Аскасо, допиваем кофе и нападаем. Сказано - сделано. Поставив чашки на стол, они молниеносно вскочили на ноги и открыли огонь. Главарь и еще один бандит остались на месте, остальные в ужасе бежали.

Члены группы «Солидарные» убили одного из руководителей «пистолерос» Р.Лангуию, бывшего губернатора Бильбао Х.Регераля и организатора «пистолерос» в Сарагосе кардинала Сольдевилью. Ситуация в стране обострялась, на горизонте вставал призрак военного путча. Чтобы противостоять ему, движению были нужны деньги и оружие. Дуррути взял на себя создание арсенала. «Солидарные» заказали 1000 винтовок и захватили большую сумму денег (675 тысяч песет) при экспроприации «Банко де Эспанья» в Хихоне (1 сентября 1923). Но анархисты опоздали: 13 сентября 1923 г. в стране была установлена профашистская военная диктатура генерала Примо де Ривера. Десятки тысяч человек были брошены в тюрьмы; многие «Солидарные» были убиты или арестованы.


Группа "Los Solidarios" (Солидарные): Франсиско Аскасо, Буэнавентура Дуррути, Григорио Хавьер

Дуррути и Аскасо пришлось покинуть страну и вновь искать убежище во Франции. Начался длительный период скитаний. В Париже они создают издательство, в котором сотрудничают известные анархисты Себастьян Фор, Всеволод Волин и другие. Наряду с издательской деятельностью, их группа продолжала подготовку восстания. В ночь с 6 на 7 ноября 1924 г. повстанческий отряд, возглавляемый Дуррути, перешел испанскую границу и вступил в бой с «гражданской гвардией». Но, понеся тяжелые потери, бойцы вынуждены были отступить обратно во Францию. Одновременно неудачная попытка выступления была предпринята в Барселоне. Пятеро анархистов были казнены, тысячи брошены в тюрьмы. На повестке дня стоял вопрос, как реорганизовать движение и помочь заключенным и их семьям.

По решению анархо-синдикалистских рабочих союзов, Дуррути и Аскасо были направлены в Латинскую Америку для того, чтобы собрать деньги и установить контакты с испанскими анархистами в этом регионе. В декабре 1924 г. они прибывают на Кубу. В Гаване они устраиваются работать портовыми грузчиками, принимают участие в организации профсоюза, затем, преследуемые полицией, нанимаются резчиками сахарного тростника в Санта-Кларе. Здесь они организуют забастовку, и в ответ на расправу над крестьянами убивают владельца плантации. На его теле была приколота записка: «Это справедливость странников». Покинув Кубу, испанские анархисты высадились на побережье Юкатана, но были арестованы мексиканской береговой охраной как «контрабандисты». Тем не менее им удалось добраться до Мехико, где их встретили местные анархо-синдикалисты.

В конце марта 1925 г. к ним присоединились Грегорио Ховер и Алехандро Аскасо. Так сложилась группа «Странники» («Лос Эррантес»). Они поселились на ферме в Тикомане, оттуда планировали свои будущие акции. В апреле 1925 г. Дуррути и его товарищи провели серию экспроприаций на фабриках. На приобретенные средства они основали в Мексике «Рационалистскую школу», вдохновленную учением либертарного педагога Франсиско Феррера. Другую часть денег они отдали на издание анархистского журнала и на Международную социальную библиотеку, созданную французским анархистом Себастьяном Фором.

В июле группа прибыла в Чили, по дороге остановившись в Перу. Между 16 и 19 июля Дуррути и его товарищи совершили в общей сложности пять нападений, наиболее известным среди которых был налет на «Банко де Чили». Всего было захвачено 47 тысяч песо. Власти так и не смогли установить, кто стоял за дерзкими ограблениями. В августе 1925 г. «Странники» прибыли в Аргентину. Дуррути устроился грузчиком, Франсиско Аскасо - поваром, Ховер - столяром-краснодеревщиком. Алехандро Аскасо вернулся на Кубу. Вскоре произошло два вооруженных ограбления, которые были приписаны их группе. Друзья были вынуждены уйти на дно. Их следы обнаруживаются снова только 18 января 1926 г., когда они совершили налет на Банк Сан-Мартина. В Буэнос-Айресе были развешаны плакаты с их изображением и обещанием вознаграждения за поимку. Первые две недели февраля «Лос Эррантес» скрывались в окрестностях столицы. Это было самое тревожное время за все их путешествие. Только каким-то чудом им удалось перейти границу с Уругваем, где они сели на корабль, шедший в Европу.

В конце февраля 1926 г. Аскасо, Дуррути и Ховер вернулись в Париж, где узнали о предстоящем визите во Францию Альфонса XIII. Ими был разработан план похищения монарха. Но им опять не повезло. 25 июня 1926 г., в ходе волны обысков, которым подверглись сотни эмигрантов, Дуррути, Аскасо и Ховер были арестованы. Испания потребовала их выдачи. То же самое сделало аргентинское правительство в связи с организацией ими экспроприаций банков. На суде они не пытались отрицать своего участия в заговоре; они открыто заявили, что планировали похищение короля Испании в обмен на низложение диктатуры. В октябре 1926 г. Ф.Аскасо был приговорен к 6 месяцам тюремного заключения, Дуррути - к 3 и Ховер - к 2 месяцам тюрьмы. Французские анархисты развернули активную кампанию против выдачи испанских анархистов, подключив к ней Лигу за права человека. Созданный в Париже в поддержку Сакко и Ванцетти Международный анархистский комитет защиты образовал специальный комитет «Убежище для Дуррути, Аскасо и Ховера».

В защиту арестованных выступили жившие в эмиграции представители испанской культуры - писатели Мигель Унамуно, Хосе Ортега-и-Гассет, Бласко Ибаньес. Под давлением общества правительство уступило. 8 июля 1927 г. «три мушкетера» - как во Франции называли Аскасо, Дуррути и Ховера - были освобождены. Вскоре после выхода из тюрьмы Дуррути встретился с Нестором Махно. Об их встрече мы, возможно, расскажем как-нибудь в другой раз.

По условиям освобождения, Дуррути и его товарищи должны были в двухнедельный срок покинуть французскую территорию. Соседние страны отказались предоставить им убежище. Началось скитание Дуррути и Аскасо между Бельгией и Францией: из одной страны их изгоняли в другую, там их хватали и отправляли обратно. В октябре 1928 г. они приезжают в Берлин, где немецкие синдикалисты, использовав все свои связи, пытаются добиться для них политического убежища. Но все тщетно. Не желая оставаться вдалеке от основных сил испанской эмиграции, Дуррути и Аскасо в начале 1929 г. возвращаются в Бельгию. В этот момент бельгийское правительство приняло новые законы, которые позволили им легализоваться. Начался наиболее спокойный период жизни Дуррути, который продолжался, однако, недолго.

На следующий день после падения монархии, 15 апреля 1931 г., Дуррути возвращается в Испанию. Время индивидуальных акций и «эксов» закончилось, начинается время массовой борьбы. Как представитель профсоюза рабочих фабричной и текстильной промышленности Барселоны, Дуррути участвовал в III конгрессе НКТ в июне, на котором выступил против маневров реформистских синдикалистов. Он настаивал на том, что республиканской власти ни в коем случае нельзя дать укрепиться, как это предлагали реформисты, что необходимо поддерживать перманентную революционную ситуацию.

Дуррути стал душой и одним из организаторов последующих революционных восстаний, в ходе которых рабочие и крестьяне провозглашали либертарный коммунизм. Вся его жизнь в период республики - это бесконечная эпопея стачек, вооруженных выступлений, арестов и нового возвращения в ряды борцов. 10 февраля 1932 г., после восстания шахтеров в Фигольсе, Дуррути был депортирован в числе 110 арестованных в Западную Сахару, а затем на Канарские острова, где оставался до сентября 1932 г. После возвращения сосланных 15 сентября 1932 г. НКТ организовала в Барселоне митинг с участием 80 тысяч человек. Через несколько дней после этого последовал обыск в редакции анархистской газеты «Тьерра и либертад» и новый арест Дуррути и Ф.Аскасо, которым пришлось провести в тюрьме несколько недель. Осенью страна была охвачена волной забастовок.

В декабре 1932 г. барселонские анархисты приступили к разработке плана вооруженного восстания. Дуррути играл при этом центральную роль: он был избран членом революционного комитета и представителем НКТ при ревкоме. Восстание началось 8 января 1933 г., но было подавлено. В апреле Дуррути был арестован в Севилье и находился в заключении до октября 1933 г. Его освободили после мощной кампания солидарности и выступлений трудящихся.

В конце 1933 г. стало ясно, что социально-экономический и политический кризис в стране приведет к победе правых на выборах. Испанские анархисты прекрасно понимали это: они призвали к бойкоту выборов и одновременно готовились ответить на триумф консерваторов революционным восстанием. «В любом случае, столкновение между рабочим классом и буржуазией неизбежно, - говорил Дуррути. - И именно это следует громко и ясно сказать рабочему классу, чтобы он был предупрежден заранее, чтобы он вооружался, сумел подготовиться и защищаться, когда настанет момент. Нашим лозунгом должно быть: Фашизм - или социальная революция, диктатура буржуазии - или либертарный коммунизм. Буржуазная демократия в Испании мертва - республиканцы убили ее».

Дуррути стал членом общеиспанского Национального революционного комитета, образованного в столице Арагона - Сарагосе. Восстание началось 8 декабря. Во многих городах и деревнях Арагона, Риохи, Каталонии, Галисии, Леоне трудящиеся провозглашали либертарный коммунизм. Но военные силы были неравными. В Сарагосе было объявлено военное положение. И это выступление испанских трудящихся было потоплено в крови. Началась волна преследований. Профсоюзы НКТ были закрыты, число арестованных превысило 20 тысяч. Среди арестованных были Дуррути и другие члены Национального революционного комитета. В декабре в Мадриде и Барселоне начались забастовки солидарности с арестованными.

Вооруженные либертарии ворвались в Судебную палату Сарагосы и уничтожили дела почти на всех задержанных. Более месяца в Сарагосе длилась всеобщая забастовка в поддержку заключенных. Власти были вынуждены капитулировать. В начале мая Дуррути и сотни других анархистов были амнистированы. Но выйдя на свободу, он остался постоянным объектом преследований. Менее, чем за два года он трижды подвергался арестам, проведя в заключении почти 15 месяцев. В промежутках он продолжал работать на текстильной фабрике, выступал на митингах и собраниях и занимался организационной работой.

В 1936 г. Дуррути стал одним из авторов плана действий НКТ на случай возможного военного мятежа. Он вошел в состав Комитета обороны Каталонии, образованного НКТ-ФАИ и квартальными комитетами обороны. 17 июля 1936 г. генерал Франко поднял фашистский мятеж в Испанском Марокко. В следующие три дня его поддержали все военные гарнизоны, правые партии, большинство представителей аристократии, крупной буржуазии и церкви. Военный путч в Барселоне начался 19 июля. Получив первые известия о мятеже, Дуррути немедленно отправился в рабочие кварталы организовывать сопротивление. Уличные сражения продолжались почти два дня.

К вечеру 20-го мятеж был полностью подавлен. Отряды анархистов во главе с Дуррути и Ф.Аскасо взяли штурмом главные оплоты путчистов - казармы Атарансарас и отель «Колон», при чем сам Ф.Аскасо погиб. Барселона и Каталония перешли под полный контроль НКТ и ФАИ. Дуррути предложил начать формирование рабочих ополчений для окончательного подавления мятежа в других районах страны и для защиты революции. 24 июля созданная им Колонна (3 тысячи ополченцев) начала наступление на Сарагосу. Дуррути полагал, что освобождения Сарагосы не только открывает дорогу на Север, но и обеспечит триумф революции.

За несколько минут до выступления Колонны канадский журналист взял у Дуррути историческое интервью, названное «Два миллиона анархистов сражаются за революцию». Испанский анархист заявил: «Есть только два пути: победа рабочего класса, свобода, или победа фашистов, означающая тиранию... Мы готовы покончить с фашизмом раз и навсегда, даже вопреки республиканскому правительству… Ни одно правительство не борется с фашизмом, чтобы уничтожить его. Когда буржуазия видит, что власть ускользает из ее рук, она порождает фашизм, чтобы сохранить свои привилегия».

Колонна Дуррути, как и другие анархистские рабочие ополчения 1936 г., не имела ничего общего с регулярной армией. В ней не было чинов и чинопочитания, не было унижения бойцов, высокомерия офицеров и издевательств унтеров. Все были равны, ели одинаковую пищу и обращались друг с другом, как товарищи. Она коренным образом отличалась и от деспотического «партизанского» отряда Че Гевары - любимца троцкистов и сталинистов всех сортов. Дуррути был не единоличным командиром, а «делегатом» Колонны, в момент боя решения, принятые штабом, исполнялись, но после сражения ни Дуррути, ни его штаб не имели никакой власти. Наказаний не было, бойцы могли покинуть Колонну. Но революционный энтузиазм и трудовая совесть удерживали их сильнее любых угроз и палочной дисциплины. И, вопреки стереотипам военных и государственникам всех мастей, это рабочее ополчение оказалось более боеспособным, чем регулярная армия.

За несколько дней «Колонна Дуррути» освободила значительную территорию. Местные политиканы, землевладельцы и промышленные магнаты бежали в панике. Весь регион был охвачен революцией На земле, занятой анархистской милицией, были образованы добровольные аграрные коммуны и создан Совет обороны Арагона. Дуррути лично ездил из деревни в деревню, агитировал крестьян вступать в коммуны и объединять их в либертарно-коммунистическую федерацию.

Главной головной болью Дуррути была нехватка оружия. Во время встречи в октябре с премьер-министром Ларго Кабальеро он пригрозил, что если правительство не выделит достаточные средства для закупки оружия для колонн НКТ-ФАИ, то фронтовики пойдут маршем на Мадрид.

Дав согласие, испуганный премьер все же не сдержал своего слова. В этой ситуации Дуррути разрабатывает план нападения на «Испанский банк». С этой целью он посылает в Мадрид колонну «Земля и воля» с поручением следить за шагами правительства и в нужный момент перевезти золото на специальном поезде в Барселону. Против этой акции выступил Национальный комитет НКТ. Спустя две недели коммунисты вывезли золото в Советский Союз. Огромный золотой запас попал в руки Сталина, испанцы же в обмен почти ничего не получили.

В отличие от многих других видных активистов испанского анархо-синдикализма. Дуррути никогда не поддерживал идею сотрудничества с политическими силами и участие в республиканском правительстве. Он был душой и надеждой последовательной революционной оппозиции против реформизма, созревавшей внутри либертарного движения.

Когда франкистская армия подступила к Мадриду, пришлось обратиться к Дуррути с просьбой придти на помощь осажденной столице и спасти ее. Незадолго до отправки на Мадридский фронт, 4 ноября, Дуррути выступил с радиообращением, в котором жестко осудил декрет правительства о милитаризации милиции и процесс бюрократизации в рядах НКТ и ФАИ.

14 ноября Дуррути с передовым отрядом в 1800 бойцов прибыл в Мадрид. Он занял оборону в районе университетского городка, месте наиболее ожесточенных боев. К 18 ноября от колонны осталось всего 700 милиционеров, но враг был остановлен. На следующий день Дуррути поехал на передовую, но по дороге был ранен пулей в грудь. Врачи ничем не смогли помочь. Революционер скончался утром 20 ноября в отеле «Ритц», где располагался госпиталь конфедеральной милиции. Два дня спустя он был похоронен с огромными почестями в Барселоне на кладбище Монтжуик. В процессии принимали участие более полумиллиона жителей, весь город был украшен анархистскими знаменами.

И по сей день гибель Дуррути покрыта плотной завесой тайны. Главный вопрос, была ли его смерть случайностью или это был спланированный заговор, остается открытым. По официальной версии, в Дуррути стрелял снайпер, засевший на верхних этажах Медицинской клиники Мадридского университета.

Однако характер ранения указывает на то, что выстрел был произведен с близкого расстояния. Уже в те дни ходили упорные разговоры, что это была месть «пятой колонны» или коммунистов. Последнее подтверждает следующий факт. 21 ноября 1936 г. российский анархист Всеволод Волин, редактор газеты «Антифашистская Испания», получил телеграмму, в которой говорилось, что Дуррути убит коммунистами. Час спустя пришла вторая телеграмма, где его просили, ради сохранения антифашистского единства, отменить первую телеграмму.

Позднее его сын Лео Волин, сражавшийся в Испании в анархистской милиции, познакомился с бывшим коммунистом Андрэ Пари, который признался, что входил в группу боевиков, убивших Дуррути. Некоторые склоняются к тому, что Дуррути или кто-то из его спутников случайно спусти курок... Как бы то ни было, испанский анархизм потерял одного из своих самых стойких, решительных и несгибаемых бойцов.

Почти излишне упоминать о том, что герой испанского анархизма и «крутой» экспроприатор не оставил после себя никакого личного имущества - только чемоданчик со сменой белья...

Источник: К. Л., В. Д. Буэнавентура Дуррути // Прямое Действие № 23, 2003. С. 22-25

Похороны Дуррути прошли в Браселоне. Сотни тысяч каталонцев прощались с погибщим героем.

Видео:

Вадим Дамье. «Испанская революция и коммуны Арагона»

75 лет назад, 17 июля 1936 года в давно бурлившей Испании вспыхнул фашистский мятеж. В начавшейся с этого гражданской войне 1936-1939 активнейшее участие приняли местные анархисты и анархо-синдикалисты, входившие в Международный анархо-синдикалистский интернационал.

Таковы факты: в 1936-1937 гг. в Испании происходила социальная революция, не знавшая себе равных. В гораздо большей степени, чем все предшествовавшие и последующие народные взрывы она приблизилась к осуществлению вековых надежд человечества, мечты о свободе и солидарности. В отличие от многих стран, где пролетариат попал в подчинение марксистским и ленинистским партиям, большинство испанских трудящихся были анархо-синдикалистами.


Анархистская профсоюзная конфедерация СНТ объединяла до 2 миллионов пролетариев и крестьян. Они всегда стремились не к захвату государственной власти, а к полному разрушению государства и капитала, к созданию нового общества на основе анархистского коммунизма.

Испанский анархизм опирался на прочные коммунитарные традиции. По словам немецкого исследователя Йоханна Хельвеге, “муниципия, испанское пуэбло, как почти автаркическая, автономная общественная единица, была когда-то реальностью. В ней стихийно создавались учреждения и механизмы самоуправления, прежде чем прогрессирующая бюрократизация мира государства в его всемогуществе и с его слугами вмешалась в эту идиллию и начала ее разрушать. Тонкие и детально разработанные правила регулировали разрешение споров, занятие должностей в братствах, расчистку, обработку и сохранение участков общинной земли в сотрудничестве всего пуэбло, наконец, распределение на общих собраниях общего урожая между членами общины.

В этих правилах проявился организационный талант испанского населения и его способность к самоуправлению. Именно в этих коллективных психологических настроениях и опыте, который местами… мог уже давно отойти в прошлое, следует искать корни хилиастическо-анархистских движений”.

В городах Испании тоже существовала традиция вольностей. Средневековые города Иберийских королевств пользовались правами самоуправления и даже создавали федерации (братства) для борьбы с феодалами. Но после восстания “коммунерос” в 16 в. эта автономия была сломлена. Зато в деревне община держалась долго и прочно. Здесь она тоже имела свои традиции борьбы с деспотизмом. Все вы помните, наверное, знаменитую пьесу Лопе де Вега “Фуэнте Овехуна”: восставшие крестьяне расправляются со своим мучителем, а затем гордо идут на королевский суд и на вопрос “кто это сделал”, бросают: вся община, вся Фуэнте Овехуна.

Анархизм в сельской Испании попал на благодатную почву. Возможно, именно этими традициями объясняется почти религиозная страсть, с которой арагонские крестьяне будут создавать свои коллективы в 1936 г. Немецкий анархист Аугустин Зухи описывал то, что он увидел в арагонском селении Муньеса (1700 жителей). В село вернулся анархист, проработавший много лет в Барселоне. Его сразу же избрали алькальдом. “Он выполнял свои функции в зале общинного совета. На столе лежало испанское издание книги Кропоткина “Хлеб и воля”. По вечерам члены коллектива собирались и кто-нибудь читал книгу вслух. Это было новое евангелие. Там было черным по белому написано, что следует делать, чтобы добиться благосостояния для всех”. Не пиходится удивляться, что жители селения с восторгом восприняли предложение вернувшегося из Барселоны земляка провозгласить либертарный коммунизм.

Впрочем, и психология рабочего класса тогдашней Испании сильно отличалась от настроений людей в современном “массовом” обществе, где люди живут, как изолированные друг от друга атомы, не имеющие ничего общего со своими соседями и своим окружением. Букчин, кстати, автор превосходной книги об истории испанского анархизма, справедливо замечал, что на пролетарский социализм тех лет “оказала влияние… уходящая корнями в деревню и небольшой город значительная пролетаризация крестьян, которых принуждали оставить деревни и сельскохозяйственную культуру. То, что они принесли эту докапиталистическую культуру с ее естественными ритмами и ценностями, имеет ключевое значение для объяснения характера их недовольства и воинственности… Первоклассные рабочие - анархисты Барселоны, которые… сжигали деньги в лихорадочные дни июльского подъема 1936 г., действовали под влиянием глубоко утопических и этических импульсов, а не просто исходя из экономических интересов…

Пролетариат конца Х1Х- начала ХХ века был особой социальной породой. Она была… стихийна в жизненной естественности своего поведения, разозлена утратой своей автономии и сохраняла в своих ценностях разрушенный мир ремесла, любовь к земле и общинную солидарность”. Это разлагающее человеческую солидарность воздействие капитализма и индустриализма хорошо понимали многие анархисты. Недаром аргентинская ФОРА призывала в начале века остановить экспансию индустриального капитализма, пока еще не поздно.

Но неправильно было бы думать, что анархизм распространялся по Испании сам собой. Популярность либертарных идей была, конечно, и результатом самоотверженной многодесятилетней работы испанских анархистов. Они создавали не только союзы городских рабочих, но и союзы сельскохозяйственных работников, действовали среди крестьян. Большую роль здесь сыграли анархисты-учителя. Они отправлялись в самые глухие и заброшенные районы страны, учили людей грамоте и связывали обучение с пропагандой анархизма. Для многих простых людей Испании т.о. грамотность, знания навсегда оказались связанными именно с анархизмом.

В испанском анархо-синдикализме, как и у анархистов других стран, долгое время не было каких-то общепризнанных представлений о социальной цели, об обществе будущего. Люди скорее понимали, чего они не хотят, нежели то, чего следует добиваться. Тем более, что жизнь трудящихся была достаточно тяжелой. Официально анархо-синдикализм в Испании долго следовал ранним коллективистским идеям времен бакунинского крыла 1 Интернационала, потом соблюдал некий плюрализм. И только в 1919 г. испанская СНТ официально провозгласила в качестве цели либертарный коммунизм. Но даже после этого идейная и практическая неясность сохранялась, несмотря на попытки многих анархистов преодолеть ее.

Опыт шел здесь впереди теории. В 1932 - 1933 гг. по всей Испании прокатились анархистские восстания. Восставшие захватывали городки и села и провозглашали либертарный коммунизм. Эпицентром движения стала аграрная Андалусия, где крестьяне вели отчаянную борьбу с помещиками-латифундистами, а также Арагон и Каталония. Что это означало на практике? Об этом рассказывает в своей книге испанский анархо-синдикалист Жозе Пейратс: населенные пункты объявлялись свободными муниципиями (коммунами), “для революционеров все разворачивалось со скоростью света: поднять черно-красное знамя над мэрией, провозгласить либертарный коммунизм, сжечь на площади архивы, документально устанавливавшие право собственности и публично объявить об отмене денег и эксплуатации человека человеком”. Обычно “либертарный коммунизм провозглашался без каких-либо трудностей и жертв. Мир, радость и похожая на рай гармония царили вплоть до прихода войск”. После этого движение кроваво подавлялось. Времени для развития опыта у активистов не было.

В 30-е годы в испанской СНТ по существу сложились два идейных течения: коммунитаристское и индустриалистско-синдикалистское. Это было как бы продолжение старых споров между анархо-коммунистами и революционными синдикалистами начала века. Речь шла о том, что делать после революции - победоносной всеобщей стачки и восстания. Коммунитаристы, продолжая анархо-коммунистическую традицию, считали, что основой будущего общества должна стать вольная коммуна (“свободная муниципия”), максимально автономная и самообеспечивающаяся. Соответственно они недооценивали проблемы экономических связей и хозяйственного взаимодействия между такими коммунами, полагая, что те просто смогут дарить друг другу излишки. Индустриалисты склонялись к революционно-синдикалистской схеме, по которой после революции индустриалистские экономические структуры сохранятся и перейдут из частных или государственных рук под управление ассоциированных синдикатов.

Они уделяли большое внимание проблемам работы экономики как единого комплекса и разрабатывали принципы либертарного планирования. Как у тех, так и у других были свои сильные и свои слабые стороны. Споры шли острые, работы и статьи с аргументами исчислялись десятками. Наиболее известными теоретиками коммунитаристов выступили писатель и публицист Федерико Уралес (отец Федерики Монтсени и редактор теоретического и художественного журнала “Ревиста бланка”) и врач Исаак Пуэнте. Уралес соединил аргументацию Кропоткина с традицией испанских сельских общин, считая их наиболее подходящей базой для реализации коллективистских принципов солидарности. Он утверждал, что революция разразится после фазы кризиса капитализма и приведет к возрождению коммунитарных традиций в свободных деревнях. Эти идеи были популяризированы врачом и публицистом Исааком Пуэнте, одним из лидеров повстанцев 1932 г. Он написал книгу “Либертарный коммунизм - цель СНТ”. В ней содержался план создания системы либертарного коммунизма в Испании и аргументы в пользу его возможности.

Как и Уралес, Пуэнте следовал за Кропоткиным в истолковании социальных наклонностей человека. Он отвергал идею революционной или послереволюционной элиты и переходного периода. Коммунитарное движение он считал отвечающим именно социальным инстинктам человека. Пуэнте исходил из возможности того, что Испания первая установит у себя либертарный коммунизм и сможет противостоять капиталистическому миру. По его мнению, коммунитарное сельское хозяйство легко накормит страну. И хотя Пуэнте признавал, что в городах функции коммуны могут играть местные федерации производственных синдикатов, он подчеркивал добровольность и социально-экономическую автаркию коммун. Он с недоверием относился к “архитекторам нового мира”, к хозяйственному планированию и индустриальному развитию. Книга имела огромную популярность в анархистских кругах, переиздавалась и обсуждалась.

Одним из основных теоретиков индустриалистов выступил Диего Абад де Сантильян. Свою анархическую работу он начинал в Аргентине и там следовал анархо-коммунистическим и непредрешенческим позициям ФОРА. В Испании он переменил свои взгляды, за что латиноамериканские товарищи впоследствии с презрением называли его перевертышем. Его книга “Экономический организм революции” хвалит современную индустрию и говорит о необходимости планирования и экономической координации. Он критикует Кропоткина за экономический локализм и объявляет вольные коммуны анаахронизмом, реакционной утопией. Абад де Сантильян придавал большую роль свободному экспериментированию, оставляющему место различным формам будущего общества. Но в принципе то, что он предлагал - это скорее жесткая структура синдикальной организации всего общества. Интересно, что как у него, так и у других индустриалистов (в роде голландца Корнелиссена или француза Бенара), либертарный коммунизм понимался скорее как переходное общество на пути к анархии - то, чем для марксистов служит “диктатура пролетариата”.

Расхождения между анархистами и революционными синдикалистами сопровождались тактическими разногласиями и приводили к расколам. Только в мае 1936 г. в Сарагосе был созван конгресс СНТ, на котором была принята программная “Концепция либетрарного комунизма”. Она синтезировала идеи и положения обоих течений, но все же опиралась скорее на проект Пуэнте. Либертарный комунизм (от каждого по способностям, каждому по потребностям в рамках экономической возможности) должен был установиться без переходных периодов сразу после победоносной социальной революции. В основе будущего свободного общества должна была лежать двойная организация - территориальная (вольные коммуны и их федерации) и отраслевая (синдикаты). Программа выступала за децентрализованное планирование снизу на основе статистического определения потребностей и производственных возможностей. Деньги подлежали отмене и замене карточкой производителя и потребителя. Государство и постоянная армия упразднялись и заменялись федерацией коммун и рабочей милицией.

17 июля 1936 г. в стране вспыхнул военно-фашистский мятеж. В ответ рабочие вышли на улицы, вооружились и соорудили баррикады. Они вступили в бой с мятежниками. В течении 3 дней путч был подавлен на большей части территории Испании.

После боев анархисты стали фактически хозяевами Барселоны. И здесь ими была допущена первая роковая ошибка. Она состояла, конечно, не в том, что они не захватили власть, как их в этом обвиняют троцкисты, а в том, что они не свергли ее. Региональный комитет СНТ Каталонии долго обсуждал, что делать в создавшейся ситуации. Глава регионального правительства Компанис позвонил секретарю Каталонской СНТ Мариано Васкесу и предложил переговоры. Вначале то говорил с премьером в весьма иронических тонах. Член ФАИ Гарсия Оливер (в будущем сам министр и создатель анархо-партии, но тогда еще левый) предложил немедленно провозгласить либертарный коммунизм. Но это предложение не было принято. Абад де Сантильян выступил за союз с другими антифашистскими силами. Промежуточная позиция сводилась к тому, чтобы, не входя в структуры власти, оказывать на них давление для осуществления социализации промышленности и сельского хозяйства, пока правительство, лишенное всякой власти, не падет само.

21 июля собрался пленум Каталонской СНТ. Дуррути и Гарсия Оливер предлагали “идти до конца”, не боясь обвинений в “анархистской диктатуре”. Но актив решил иначе. Не имея уверенности в успехе в других регионах, делегаты сочли, что “никакого либертарного коммунизма нет”, то есть по сути, революции не происходит, необходимо укреплять антифашистское единство. Анархисты вошли в сформированный на коалиционных началах полуправительственный орган - Комитет антифашистских милиций. Через несколько месяцев за этим - несмотря на сопротивление радикальной части СНТ, ФАИ и Либертарной молодежи - последовало вступление СНТ в каталонское и общеиспанское правительство. Большинство “лидеров” СНТ пожертвовало немедленной социальной революцией ради - как очень скоро выяснилось - призрачного антифашистского единства.

Но рядовые активисты анархистского движения, вдохновлявшиеся теми чувствами и идеями, о которых я говорил в начале, не стали ждать указаний “лидеров”. По словам французских анархистов Прюдоммо, “в базисе” движения руководствовались своими аргументами: “Присутствие членов СНТ и ФАИ в правительственных органах - это всего лишь компромисс, навязанный обстоятельствами, временное отступление в революции. У революции есть лишь один инструмент - это массы, организованные на уровне коммуны и предприятия”. Трудящиеся-анархисты сами начали социальную революцию, доказав тем самым жизненность анархистских идей. И в своих действиях они - сознательно или нет - ориентировались на идеи либертарного коммунизма. Вот только нескоординированность и полная стихийность социальных преобразований очень скоро принесла огромные трудности и помешала успеху.

Пролетарии не собирались возвращать власть республиканским капиталистам, которые проявили полную неспособность бороться с фашизмом. Профсоюзы захватили большинство фабрик и заводов, прежде всего в индустриальном районе Каталонии. Многие предприятия были отняты у хозяев и перешли под управление анархистских и социалистических профсоюзных комитетов. По некоторым данным, так случилось с 70% предприятий Барселоны и 50% в Валенсии. (Из 24 млн. жителей Испании в промышленности были заняты около четверти, в сельском хозяйстве - больше половины).

Но вскоре трудящиеся оказались перед новой проблемой. Анархистская терминология тех лет проводила различие между “коллективизацией” и “социализацией”. Под первой понимался захват предприятия трудовым коллективом и переход его под управление профсоюзов. Под второй - обобществление в масштабах общества, с налаживанием новых экономических связей на нерыночной и не бюрократической основе. В теории первая считалась первым шагом ко второй. Беда была, однако, в том, что этот переход так и не состоялся, поскольку товарно-денежные отношения в целом не были ликвидированы, а деньги сохранялись у государства и капиталистов. По словам Гастона Леваля, автора прекрасной и подробной книги об испанской революции, “очень часто рабочие в Барселоне и Валенсии, завладев фабрикой, мастерской, машинами и сырьем, организовывыли производство своими силами и продавали продукт своего труда ради личной выгоды, причем использовали для этого сохранение денежной системы и характерные для капитализма торговые отношения. Декрет 1936 г., который легализовал коллективизацию, не позволил им идти дальше, и тем самым, вехи с самого начала были расставлены неверно.

Это была, т.о., не настоящая социализация, а рабочий неокапитализм, своего рода самоуправление, колебавшееся между капитализмом и социализмом, чего не произошло бы - это следует подчеркнуть - если бы революция могла быть полностью осуществлена под руководством наших профсоюзов”. Даже Абад де Сантильян, занимавший в это время пост министра в каталонском правительстве, признал в конце 1936 г.: “Мы многого достигли, но сделали это нехорошо. Вместо старых владельцев мы поставили полдюжины собственников, которые рассматривают предприятия, транспортные средства и контроль над ними как свою собственность, с тем минусом, что они не всегда знают, как организовать управление…

Нет, мы еще не сделали революции в Каталонии. Нет никакой необходимости создавать в Испании новый вид собственников, следует, напротив, социализировать существенную для капитализма частную собственность”. “Мы не организовали тот хозяйственный аппарат, который планировали. Мы довольствовались тем, что изгнали владельцев с фабрик и взяли на себя роль контрольных комитетов. Мы не предприняли никаких попыток установить связи между собой или фактически координировать хозяйство. Мы работали безо всякого плана, не ведая фактически, что творим”.

Прогресс в положении трудящихся был налицо. Зарплата была существенно повышена, разрыв между высокооплачиваемыми и низкооплачиваемыми сильно сократился. Люди смогли впервые работать без хозяев и боссов, сами организовать свой труд. В ряде мест и отраслей синдикализация перешагнула уровень отдельных предприятий и распространилась на целые отрасли, начавшие работать скоординировано как одно предприятие *так называемые “группы”), (например, все отрасли в Алькое, снабжение газом, водой и электричеством в Каталонии, трамваи в Барселоне, местами - транспорт и здравоохранение) “Руководство” СНТ опубликовало список “неприкосновенных” предприятий иностранцев, но рядовые активисты далеко не всегда соблюдали его. На предприятиях, которые по различным причинам не были конфискованы, вводился рабочий контроль. Вопрос о зарплате тоже пал жертвой военно-политических обстоятельств. Так в Валенсии после нескольких попыток отменить деньги и систему зарплаты возобладала т.н. “посемейная оплата”.

Впоследствии были предприняты попытки координации хозяйственной деятельности. Но они, как правильно замечал Даниэль Герен, уже сочетали в себе как либертарные, так и государственнические тенденции. В октябре 1936 г. каталонское правительство издало декрет о коллективизации крупных и частично средних предприятий, чем фактически не просто узаконивал свершившийся факт, но даже ограничивал его масштабы. Самоуправляющиеся предприятия управлялись единообразно - руководящим комитетом из 5-6 человек, который избирался общим собранием на 2 года с переизбранием половины членов каждый год. Комитет назначал директора, которому передавал часть своих полномочий. К каждому комитету был прикреплен правительственный контролер.

Комитеты были подконтрольны генсовету отрасли, который состоял из представителей комитетов, синдикатов и технического персонала. Этот совет должен был планировать труд и определять зарплату. Каждый работник получал твердый оклад. СНТ пыталась, в свою очередь, организовать кооперацию и общее планирование. С этой целью были созданы 8 генсоветов для различных отраслей, торговли и финансов. Для равномерного распределения ресурсов создавалась “выравнивающая касса”. В декабре 1936 г. в Валенсии профсоюзы решили приступить к организации общего плана во избежание ненужной конкуренции.

На коллективизированных предприятиях Каталонии экономические решения сохранялись за трудовым коллективом. В его руках оставалась и большая часть прибыли (после создания “промышленной и торговой кредитной кассы” - 50%). На частных предприятиях с рабочим контролем помимо владельца или директора действовал рабочий комитет, имелся и представитель правительства, обеспечивавший связь с генсоветом отрасли. Трудовой коллектив мог распоряжаться 30% прибылей. В целом, по оценке Вальтера Бернекера, “после 19 июля 1936 г. сложилась “координируемая” профсоюзами и “направляемая” государством экономическая система, которая во время всей войны работала динамично и до конца сохраняла двойственную структуру, в которой сосуществовали рядом капиталистическо-частноэкономические и коллективистски-социалистические производственные единицы”.

Таким образом, в городах властям сравнительно легко удалось взять стихийное народное движение под контроль. С августа 1936 г. под влиянием коммунистов начались национализации под предлогом военной необходимости и работы для фронта. Прежде всего это распространялось на коллективированные предприятия. Особенно широкие масштабы этот процесс принял после декрета в ноябре 1937 г. и милитаризации военной промышлености в октябре 1938 г.

Гораздо дальше зашла социальная революция в испанской деревне. Там сразу после 19 июля 1936 г. развернулся массовый процесс свержения местных властей. Все жители селения собирались на общее собрание на площади или в здании общинного совета и избирали революционный комитет. В Арагоне, а вскоре и в Леванте борьба против фашизма воспринималась как часть борьбы с капиталистическими порядками и неравенством. Крестьяне отбирали землю у помещиков, не дожидаясь правительственных декретов. Местные революционные комитеты и крестьянские профсоюзы собирали общие собрания. На них принимались решения о создании кооперативов, которые получили название “коллективы”. При этом члены “коллективов” добровольно объединяли свою и захваченную у помещиков землю, а часто даже свои денежные средства. Каждая семья сохраняла небольшой огород исключительно для собственных нужд.

Права тех, кто желал продолжать обрабатывать землю индивидуально, обычно соблюдались, если они обязывались делать это только собственными силами, без применения наемного труда. Трудно было исключить возможность морального давления на “индивидуалов” со стороны односельчан, но случаев непосредственного физического принуждения при испанской “коллективизации” практически не было. Часто “коллективы” объединяли всех жителей деревни или подавляющее большинство. Во многих коллективах вводилась посемейная оплата. Денежные средства богачей экспроприировались комитетами и помещались в банки. В некоторых местах выпустили собственные деньги или талоны. Комитеты брали под контроль распределение, цены устанавливались коллективно и контролировались. Торговля как таковая во многих местах вообще исчезла. Были организованы коллективные склады и магазины, которые часто помещались в бывших церквях.

Но и в деревне социальные преобразования шли нескоординировано, по разному. Частично это было связано с особенностями структуры земельной собственности. Если в Арагоне 80% обрабатываемой земли принадлежало помещикам, то в Леванте и Каталонии преобладала мелкая земельная собственность. И хотя среди этих мелких собствеников было немало анархистов, которые тоже стали создавать коллективы, в Леванте и Каталонии на этом пути было больше трудностей. Здесь экспроприировались только земли помещиков. Но вызванная начавшейся войной нехватка продуктов и здесь побудила общинные советы принять меры по ограничению роли частной торговли и развитию социализации. За этим последовал этап создания полных коллективов, хотя и в меньшей мере поддержанных большинством местного населения. Некоторые из них были весьма крупными и процветающими, но в большинстве из них сохраннялись денежные отношения. Всего в Арагоне возникло около 400 - 450 сельскохозяйственных коллективов, в Леванте - 900, в Кстилии - 300, в Каталонии - 40. В Эстремадуре 30.

Гораздо дальше зашла революция в северном регионе Арагон. Именно здесь, на территории, где анархистские народные ополчения под командованием легендарного революционера Буэнавентуры Дуррути вели тяжелые бои с фашистскими войсками, были сделаны решающие шаги на пути к анархистскому коммунизму, хотя официально он так и не был провозглашен.

В арагонских коллективах жили 300 или 400 тысяч человек - 70% населения региона; в их распоряжении находились 60% обрабатываемых земель. В отношении “индивидуалов”, не входящих в коллективы, конгресс в феврале 1937 г. принял следующее решение: поскольку мелкие собственники, желающие остаться вне коллектива, считают себя способными работать в одиночку, они не должны пользоваться преимуществами коллектива (до тех пор случалось, что им разрешали на определенных условиях пользоваться коллективными благами и услугами). Однако их право вести хозйство по-своему должно соблюдаться, если они не препятствуют деятельности коллектива. При этом каждый из них должен иметь столько земли, сколько он может обработать самостоятельно. Применение наемной силы строжайше запрещается.

Арагонские деревни - это не чисто сельскохозяйственные поселения. Мы бы назвали их скорее небольшими городками. Каменные дома, жители, которые занимаются не только обработкой земли, но и ремеслом, местной промышленностью и т.д. Эти предприятия, а также службы быта, учреждения культуры и образования тоже обобществлялись. В поселениях были сильны древние общинные традиции. Все это облегчало объединение людей в свободные территориальные и хозяйственные сообщества, как это и предусматривалось в анархо-коммунизме.

Внутри “коллективов” не было какой-либо иерархии, все пользовались равными правами. Главным решающим органом всегда было регулярное общее собрание членов, которое собиралось раз в месяц. Для текущей координации коммунальной и хозяйственной жизни избирались комитеты, часто возникавшие на базе прежних революционных комитетов. Их члены - в основном, делегаты от отраслевых секций - не пользовались какими-либо привилегиями и не получали особого вознаграждения за свою работу. Все они, кроме технических секретарей и казначеев должны были продолжать обычную трудовую деятельность. Каждый взрослый член “коллектива” (кроме беременных женщин) работал. Труд был организован на основах самоуправления. Бригады, состоявшие из 5-10 человек решали все основные рабочие вопросы на ежевечерних собраниях. Избираемые на них делегаты выполняли также функции координации и обмена информации с другими бригадами. Во многих коллективах” применялся принцип перемены труда, работники перемещались из одной отрасли в другую по мере надобности. Промышленные предприятия были включены в хозяйственную систему общины, что способствовало воссоединению индустрии и сельского хозяйства. Коллективы объединялись в окружные федерации.

Важнейшей мерой стала ликвидация денег. При этом арагонцы руководствовались не какой-то финансовой теорией, а своими этическими и революционными чувствами. В первые недели во многих “коллективах” вообще отменили вознаграждение за труд и ввели неограниченное свободное потребление.всех продуктов с общественных складов. Но в условиях войны и дефицитов это было нелегким делом, тем более, что вне “коллективов” сохранялось денежное обращение. В сентябре 1936 г. большинство общин перешло на так называемую “семейную оплату”. Каждая семью в “коллективе” получала равную сумму денег (в зависимости от “коллектива” примерно по 7-10 песет на главу семьи, еще 50% - на его жену и еще по 15% - на каждого другого члена семьи). Эти средства предназначались только для покупки продуктов питания и предметов потребления и не должны были накапливаться. Во многих общинах вместо общегосударственных денег были введены местные купоны. В третьих существовали карточки и талоны. Определенные виды продуктов рационировались почти повсюду (шла война), зато некоторые (вино, масло и др.) во многих местах выдавались без всяких ограничений.

Полная независимость “коллективов” друг от друга, различия в благосостоянии общин и в системе распределения затрудняли координацию их хозяйственной деятельности. К этому призывали анархисты - сторонники углубления социальной революции, в том числе Дуррути. В феврале 1937 г. в местечке Каспе состоялся конгресс “коллективов” Арагона с участием нескольких сотен делегатов. Было прннято историческое решение о создание Федерации. Участники договорились усилить агитацию в пользу “кол-лективизации”, создать экспериментальные фермы и технические школы, организовать взаимопомощь между “коллективами” с предоставлением друг другу машин и рабочих рук. Были отменены границы между селениями и упразднены коммунальные рамки собственности. Объединившиеся “коллективы” решили координировать обмен с внешним миром, создав для этого общий фонд из продукции, предназначенной на обмен, а не для собственного потребления общи, а также начав составлять статистику производственных возможностей.. Наконец, предусматривалась полная отмена любых форм денежного обращения внутри “коллективов” и их Федерации и введение единой для всех системы потребительских талонов.

Последнее должно было помочь установить реальные потребности каждого из жителей региона, чтобы затем, ориентировав производства на конкретные нужды людей, перейти к анархо-коммунистической практике “планирования снизу”. Наконец, было принято и решение политического характера. Центральное правительство все время пыталось взять под контроль непокорный Арагон. Оно настояло на включение в Совет обороны Арагона - орган, состоявший вначале целиком из анархистов - членов других партий. В январе 1937 г. оно распорядилось восстановить в регионе муниципальные советы. В ответ конгресс в Каспе решил, что они не должны вмешиваться в хозяйственную деятельность коллективов.

Деятельность арагонских “коллективов” оказалась чрезвычайно успешной. Даже по официальным данным, урожай в регионе в 1937 г. возрос на 20%, в то время как во многих других районах страны он сократился. В Арагоне строились дороги, школы, больницы, фермы, учреждения культуры - во многих селениях впервые; осуществлялась механизация труда. Многие жители впервые получили доступ к медицинскому обслуживанию и свободному, антиавторитарному образованию (врачи и учителя становились полноправными членами “коллективов”).

Многие коллективы не платили налоги властям. Они предпочитали добровольно помогать непосредственно фронту. И это тоже вызывало гнев правящих кругов.

Путь Арагона к анархо-коммунизму был прерван испанской буржуазией в со-юзе со сталинистской “компартией”, которая взяла класс собственников под свою защиту. Уже декрет правительства в декабре 1936 г. легализовал только небольшую часть захватов земли и распорядился вернуть остальное. В мае 1937 г. “коммунисты” спровоцировали кровавые бои в Барселоне. Полиция под командованием “коммунистов” напала на рабочих-анархистов. В ходе боев пролетариям почти удалось разгромить силы буржуазно-сталинистской коалиции, но здесь ведущие активисты СНТ снова проявили нерешительность. Победа была украдена. Правительственные войска, вступившие в столицу Каталонии, развернули террор против анархистов и других левых. Затем пришла очередь Арагона.

В августе 1937 г. республиканское правительство разогнало Совет обороны Арагона, возглавлявшийся анархистами. Танковая бригада “коммунистического” генерала Листера была снята с фронта и железными гусеницами прошлась по арагонским коммунам. Треть “коллективов” была распущена, остальные так никогда и не оправились от разгрома. Сотни активистов были казнены, арестованы, высланы. Центральное правительство предъявило всем испанским коллективам ультиматум - легализоваться до 31 октября под угрозой роспуска. Над оставшимися был введен жесткий государственный контроль.

В марте 1938 г. франкистские войска ворвались в обескровленный и обессиленный Арагон и довершили дело контрреволюции. Через год пришел конец и всей Испанской Республике.

Испанская революция проиграла. Но она погибла с честью, в борьбе, пав под натиском превосходящих сил старого мира. Позорно не потерпеть поражение, а предать свои цели и идеалы, сменив с трудом завоеванную свободу на новое рабство, может быть, еще худшее, чем то, которое было низвергнуто.

Видео:

Также по теме: Испанские анархо-синдикалисты и проблема государственной власти (1936 -1939 гг.)

Панки защищают березовую рощу рисунками

В Красноярске в начале июня активистами ПВ-Красноярск (Punk Revival) была проведена граффити-акция против вырубки березовой рощи в Студгородке.

На заборе общежития Сибирского федерального университета были нарисованы ели, которые дополнились призывными лозунгами "Нет вырубке СФУ!". Отметим, что участники движения Punk Revival пропагандируют антигосударственные, антифашистские и антикапиталистические взгляды.

Напомним, скандал по поводу вырубки березовой рощи для расширения территорий СФУ длится уже не первый год. Проект очень выгоден для застройки в экономическом плане, так как цены на землю в зеленой зоне одни из самых высоких в городе. Однако в плане функциональности вырубка не является эффективной: неудобный пешеходный бульвар; автодорога, которая будет дублировать уже ныне существующую. Кроме того, вырубка большой части рощи приведет к увеличению техногенной нагрузки на местность и ухудшению экологической обстановки.

По словам жителей Студгородка, они неоднократно выходили с общественными обращениями к Законодательному Собранию, главе города, Горсовету. Требования были удовлетворены частично, и пока строительство в районе березовой рощи не ведётся.

Однако от плана постройки пешеходного бульвара не отказались, а момент с автодорогой оставили под вопросом. "Мы не знаем, кто нарисовал эти граффити, но мы полностью их поддерживаем. У нас общие цели: сохранить лес. И хотим добиться полной отмены какого-либо строительства на территории нашей рощи" - говорит председатель собрания жителей Студгородка Инна Ризуненко.

Ссылка: http://www.iapress-line.ru/society/item/1628-berezovaya-rosa-zasita-risynkami

По теме: http://kras-punxrevival.blogspot.com/2011/06/blog-post.html

In English:

In Krasnoyarsk of early June an activists of PR-Krasnoyarsk was carried out graffiti action against the felling of a birch grove in reg. Student City.

Dormitories on the fence of the Siberian Federal University were painted spruce, which were supplemented by provocatively slogans "No cutting down by SFU!". Note that the members of the movement Punk Revival promote anti-state, anti-fascist and anti-capitalist views.

Recall, the scandal over the felling of a birch grove to expand for territories SFU has been going on not for first year. The project is very beneficial to the development in economic terms, as the prices of land in the Green Zone are among the highest in the city. However, in terms of functionality cutting is not effective an awkward pedestrian boulevard, road, which would duplicate already existing today. In addition, cutting much of the grove will increase development pressure on land and environmental degradation.

According to residents of the Student City, they repeatedly went to public appeals to the Legislative Assembly, Head of the city and City Council. The requirements were partially met, and the construction in the birch grove is not yet conducted.

But on the plan of construction a pedestrian boulevard, not abandoned, and the moment with the road left open to question. "We don't know who drew these graffiti, but we fully support them. We have common goals to preserve the forest. And we want to achieve the complete abolition of any building in our woods" - the chairman of the meeting residents Inna Rizunenko by Student City.

Link: http://www.iapress-line.ru/society/item/1628-berezovaya-rosa-zasita-risynkami